Детский нейрохирург. Без права на ошибку: о том, кто спасает жизни маленьких пациентов - Джей Джаямохан

– План? – растерянно переспрашивает отец. – А разве нам не нужно просто вернуться через двадцать недель?
И тут до меня доходит: «Ах, вы из этих».
Я настолько привык, что пациенты спрашивают мое мнение, что порой для меня становится шоком, когда этого не происходит. Если пациент поинтересуется мнением Джея-врача о своей ситуации, тот перечислит ему факты и в заключение скажет: «Но решение принимать вам». Если же спросить у Джея-отца, как бы тот поступил, то он ответит: «Я бы продолжил беременность» или «Я бы прервал ее в интересах здоровья ребенка». У меня как у живого человека не может не быть своего мнения. Я не могу не ставить себя на место каждого пациента. Хотя я бы и предпочел этого не делать, так как им чаще всего не позавидуешь.
Отказаться от консультации специалиста сродни тому, чтобы не воспользоваться картой, заблудившись в пустыне. Зачем обращаться к науке, когда веришь, что Бог гораздо быстрее выведет тебя в безопасное место?
Я все понимаю, правда. Во всяком случае, думаю, что понимаю. Временами мне кажется, что я и сам верующий, просто очень сильно злюсь из-за всего того, что Бог допускает случаться в мире и с моими пациентами. Иногда же я решаю для себя, что и вовсе ни капли не верю. Связано ли это непостоянство с тем, что Бог не делает того, что я от него жду? Как знать. Да и в любом случае я должен оставлять все это за порогом. Как почти сказал доктор Маккой в «Звездном пути»[77]: «Черт побери, Джим, я врач, а не индуист»[78]. Кстати, вышла бы отличная серия.
Хотя в опросах они и называют себя христианами, большинство белых коренных жителей Великобритании (не знаю, как иначе описать эту группу) – люди не особо религиозные. Будущие родители приходят, я их консультирую, и пары принимают решение на основе сказанного мной. Такие люди крайне благодарны, что у них есть выбор.
С очень набожными все обстоит иначе, независимо от веры. Согласно моему опыту, они, как правило, ставят свои религиозные взгляды выше даже собственного мнения. Многие из верующих так и разрываются, принимая решение. Их родительский – человеческий – инстинкт подсказывает одно, в то время как образование, воспитание, верность и преданность своей церкви диктуют совершенно другое: «Так хочет Бог».
Я обычный человек в белом халате. Я не могу этому ничего противопоставить.
Я вижу, что родители передо мной находятся в гораздо большем замешательстве, чем показывают это внешне. В каком-то странном смысле я тоже. Вплоть до момента появления их ребенка на свет эти двое взрослых – мои пациенты. Сразу же после родов мне уже будет не до них: мое внимание полностью переключится на ребенка. При условии, конечно, что до этого дойдет.
Я до сих пор так и не понял, решат ли они прервать беременность. Мне нужно еще немного рассказать о том, что может их ждать, прежде чем они примут решение.
– Чтобы вы понимали, – говорю я, – ваш ребенок, если вы решите его рожать, не сможет наслаждаться жизнью, как мы с вами. Ему практически наверняка потребуются многочисленные операции. Возможно, всю свою жизнь он проведет подключенным к аппарату ИВЛ. Причем эта жизнь не будет долгой. Ожидаемая продолжительность жизни для пациента со столь тяжелой формой заболевания измеряется месяцами. В лучшем случае – несколькими годами.
Они кивают. Я искренне думаю, что у меня получилось до них достучаться. Еще пару фактов статистики, и, может, мне удастся заставить их задуматься.
– Мы понимаем все трудности, – отвечает отец. – Да, жизнь нашего ребенка, возможно, будет короткой. Тем не менее эта короткая жизнь важна для нас.
– Хорошо, – отвечаю я. – Если таково ваше решение, я вынужден его поддержать.
Хотел бы я сказать, что мой прогноз оказался ошибочным, что состояние ребенка было далеко не таким тяжелым, как я предполагал. К сожалению, сделать этого я не могу. Младенец появился на свет восемнадцать недель спустя, остро нуждаясь в хирургическом вмешательстве. Единственным утешением было то, что мы были к этому готовы. Все было продумано заранее. Уже через несколько минут после рождения ребенок был подключен к ИВЛ.
В довершение ко всему у ребенка были серьезные хромосомные аномалии, очень сильно поврежденный мозг и бесконечный список других проблем. В промежутках между операциями он лежал, подключенный к ИВЛ.
Каждая процедура проходила как по маслу. Мы достигли максимального результата, на который я только мог рассчитывать. Этого, однако, было недостаточно. Мы словно пытались построить песчаный замок, в то время как приливные волны подбирались к пляжу все ближе и ближе.
После первой операции у меня состоялся разговор с родителями.
– Послушайте, – сказал я, – все чрезвычайно плохо. Вам следует задуматься о том, насколько далеко вы хотите зайти.
Они сжали друг другу руки, и мама ответила:
– Мы хотим, чтобы вы пошли до конца. Раз Бог этого хочет, то все получится.
– Хорошо.
Столь же короткая беседа последовала и после второй операции, и после третьей. Перед четвертой операцией я им сказал:
– Буду с вами честен. Эта процедура никак не поможет вашему ребенку. Он все равно в итоге умрет. Полагаю, что через несколько недель, но процесс может затянуться и на месяцы. Ему не выжить.
На что отец спросил:
– Вы абсолютно уверены? Можете ли вы дать нам стопроцентную гарантию, что нашему ребенку никак не выжить?
И знаете что? Я не мог. Порой уверенности на 99,9 процента попросту недостаточно.
– Нет, – ответил я. – Я был бы крайне удивлен, если бы это случилось, но железной гарантии я дать не могу.
Мужчина повернулся к своей жене. Они улыбнулись друг другу и поцеловались. Затем, повернув голову обратно ко мне, он сказал:
– Что ж, в таком случае решать не вам, а Богу. Так что, пожалуйста, делайте свою работу. Продолжайте. Сделайте все, что будет в ваших силах.
Я пожал плечами. Не потому, что мне было все равно, – просто я не видел никакого смысла с ними спорить. В конечном счете я служу своим пациентам, а не их родителям, и, если бы мы очень захотели, мы могли бы превратить это в судебную тяжбу. Но мне не хочется так поступать. Эта несчастная пара страдала и нуждалась в поддержке. Разумеется, их поддерживал Бог, хотя это была отчасти и наша роль. И все-таки на первом месте должен был всегда оставаться ребенок.
– Не уверен, что вы отдаете себе отчет в тяжести состояния вашего сына.